Масонский след Лавкрафта

[Aleksey Lotermann]

«Масонский след Лавкрафта» – статья посвящённая вымышленной и явной роли масонства в жизни и творчестве Лавкрафта.

Скачать работу в формате pdf можно здесь

@темы: История, Книги, Литература

---

Абдул Аль-Хазред: Арабский кошмар

[Aleksey Lotermann]

«Абдул Аль-Хазред: Арабский кошмар» – статья посвящённая образу безумного арабского поэта Аль-Хазреда в жизни, творчестве и наследии Говарда Лавкрафта.

Скачать статью в формате pdf
Скачать приложение в формате pdf

@темы: Книги, Литература

---

Пророчество Аль-Хазреда

[Aleksey Lotermann]

«Пророчество Аль-Хазреда» - статья посвящённая известному двустишию Лавкрафта, его переводам на русский, значениям, связи с другими произведениями писателя, его возможному арабскому оригиналу и тому, что оно предвещает как пророчество.

Скачать работу в формате pdf можно здесь

@темы: Книги, Литература

---

Тайна Грозного старика

[Aleksey Lotermann]

«Тайна Грозного старика» - это попытка анализа образа старика и некоторых элементов рассказа «The Terrible Old Man» в контексте творчества Г.Ф.Лавкрафта и его наследия.

Скачать работу в формате pdf можно здесь

@темы: История, Книги, Литература

---

Ужас со дна океана

[Aleksey Lotermann]

Давненько меня не было в сообществе, поэтому я к вам не с пустыми руками. Хочу предложить вашему вниманию своё небольшое литературоведческое эссе "Ужас со дна океана", посвящённое образу шогготов в творчестве Лавкрафта и его последователей. Основной акцент в работе сделан на вдохновлявших Лавкрафта источниках, как литературных, так и вполне реальных.
Эссе можно скачать в формате pdf, по этой ссылке .

@темы: История, Книги, Литература

---

Прелесть! (найдено в частном дневнике ПЧ)

[Художник Тёмных искусств]

У меня зазвонил телефон.
- Кто говорит?
- Дагон.
- Откуда?
- Со дна пруда.
- Что вам надо?
- Изображений подводного ада.
- Для кого?
- Для культа моего.
- А много ли прислать?
- Да алтарных камней штук пять,
На больше нам жертв не набрать,
Культ у меня еще маленький.

А потом позвонили Ми-Го:
- Не хотите отдать нам мозгов?
Мы бы в баночку их положили
И по космосу всласть покружили.
- Нет-нет, это тело мне не надоело,
Обратитесь-ка к мистеру Экли.

А потом позвонил Йог-Сотот:
- Пришлите мне ключ от Ворот!

А потом позвонили культисты:
- Пришлите нам тварей нечистых!

А потом позвонил Альхазред,
Да как начал нести всякий бред.
- Погодите, Абдул, не вопите,
Объясните, чего вы хотите?
Но он только "ЙА!" да "ЙА!",
А к чему - не поймешь ни чуть-чуть.
- Изложите, пожалуйста, письменно!

А потом позвонили козлята:
- Позовите Шаб-Ниггурата!
Тут я разозлился и крикнул скотам:
- Пх’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн!
- Ой, а где же Шаб-Ниггурат?
- Не знаю, звоните сто два - пятьдесят!

Я полгода не спал, я устал,
Мне бы заснуть, отдохнуть,
Но только я чуть вздремнул,
Опять позвонил Абдул:
- Древний Ужас! Все прах и тлен!
Спешите скорее на Ленг!
- В чем дело?
- Впустите!
- Кого?
- Азатота!
Чтоб он этот мир уничтожил в два счета!
- Уничтожил в два счета?
- Да! Пока не зашла звезда!
- Ладно, бегу, бегу,
Если смогу - помогу!
Ох, нелегкая это работа -
В этот мир выпускать Азатота!

@темы: Веселое, Книги, Креатив, Литература, Цитаты, приколы, стихи, позитив, прелесть, прелесть:), прелестности

---

Ломар = Бырранга

[Художник Тёмных искусств]

Нет, друзья, земля Ломар (возле Северного полюса, как сказано в одном из рассказов) - это точно горы Бырранга на Таймыре! Посмотрите, как их описывают:

"Кажется, что Бырранга совсем близко, в каких-нибудь десяти-пятнадцати километрах. Это, конечно, обман зрения. Горы гораздо дальше от нас и намного ниже. Рефракция приподнимает их — явление, обычное в Арктике. Они как бы парят над волнистой, серой, поблескивающей множеством озер равниной. Часто Быррангу заволакивает туман или закрывают низко ползущие клочковатые тучи. Потом блеснёт солнце и, будто дразня нас, на мгновение приоткроет колеблющуюся завесу.

У-у, какие же они мрачные, эти горы, — чёрные, угловатые, безмолвные! Ощущение тревоги, зловещей, неопределенной опасности исходит от них. И вместе с тем от гор не оторвать взгляда…

Иногда по очертаниям они напоминают трапецию, иногда ящик, стоящий особняком среди равнины, — зависит от ракурса, от условий освещения. Во всех географических атласах Бырранга фигурирует как плато. Но это определение условно."

Ну как будто сам Лавкрафт писал, хотя этот автор и фамилии такой, скорее всего, не слышал! Ах да, еще и местные жители не хотят туда ходить, по возможности, и считают, что там опасные духи. По крайней мере, раньше так было (да и природа там даже для тундровых широт суровая). Полный комплект, что называется!

@темы: Креатив, Литература, Позитив

---

[Charles Dexter Ward]

Здравствуйте,

вопрос по "Случай Чарльза Декстера Уорда".
Не могу понять, кто оставил записку в кармане д-ра Уиллета. По идее, тот, кого он вызвал. Есть идеи, кто это был? Потом еще этот кто-то добрался Орна и Хатчинсона.

Заранее спасибо всем.

@темы: Вопросы, Литература

---

Здравствуйте.

[sleeping place]

Сегодня я закончил с прочтением биографии Лавкрафта от С.Т. Джоши. До этого мною были прочитаны "Лавкрафт" Спрэга де Кампа и "Лавкрафт: против человечества, против прогресса" Уэлбека.
По причине этого, хотелось бы пригласить поучаствовать в обсуждении всех желающих)
Кто что читал? Кто что может посоветовать сверх этого? Ваше мнение о прочитанном?
На данным момент лично я считаю Спрэга самым адекватным. Безусловно, Джоши хорош, но только пока не пытается анализировать творчество ГФЛ - его анализ заставлял мой мозг временами взорваться. Спрэг в этом плане лаконичен и не столь радикально-субъективен.
А вам не кажется, что тему расизма Лавкрафта уж слишком сильно измусолили? Решительно не понимаю, к чему на это ставили такой акцент - по мне, на это хватило бы и пары страниц, а не чудовищных упреков и не менее чудовищных оправданий (причем это у всех биографов). Почему Джоши так агрессивен, периодически он буквально исходил го ядом? Многие считают, что Спрэг не мог понять Лавкрафта и книга его весьма цинична, но Джоши, мне кажется, еще хуже - его упрекам не хватает оснований.
Уэлбек просто жуткий - в своем восхищении ГФЛ и экстатическому восторгу, прорывающему сквозь строчки.

@темы: Вопросы, Книги, Литература

---

Превращение.

[sleeping place]

Название: Превращение А.Р. Пикмена.
Автор:  Томас
Рейтинг: PG-13
Саммари: История Аптона Ричарда Пикмена, вольная реконструкция событий, произошедших до и после "Фотографии с натуры" Г.Ф. Лавкрафта.
Размещение: С шапкой и уведомлением автора.

Одни люди говорят - нет ничего невозможного; вторые же ограничивают человечество узкими рамками, строгими, как мать-настоятельница в воскресной школе, окруженной тенистыми кронами синеватой листвы, что по сей день бросает на старинные двускатные крыши свои, похожие на когтистые лапы, переменчивые тени.
Сейчас я редко вспоминаю детские годы, - все кажется каким-то очень далеким, а образы в моем сознании смутны и как будто затерты, смазаны, закрашены уверенно-грубыми мазками чьей-то безжалостной кисти. Впрочем, испытывая непреодолимую тоску по местам моей юности, я изредка имею возможность посетить их, предаваясь воспоминаниям при свете болезненной, изъеденной космическим ветром Луны, что безоблачными ночами окутывает Аркхэм своим обманчивым блеском.
Отныне я не страшусь судьбы клятвопреступника, ибо человека дававшего обет молчания тем страшным, богомерзким тайнам в полумраке гнилостно-мерзостного подвала больше нет; и порой мне кажется, что его никогда не существовало - лишь слабая, хрупкая оболочка, что подобна хрустящему кокону мотылька, или же тем вечным мумиям фараонов, что сквозь пески ушедших времен несут немеркнущие светочи безмолвных стражей вечности.
Можно подумать, что я был одним из представителей той бездумной и распущенной молодежи, что стремится в кратчайшие сроки познать юдоль земных наслаждений, отвергая ответственность и расплату за преступное легкомыслие, но это не так. Разумеется, я никогда не был аскетом, и не особо ограничивал себя в удовольствиях - но при всем этом у меня была мера. Во всяком случае, мне всегда так казалось. Но, теперь это уже не важно. Важно то, что не утонченное и исполненное разложение декадентство, скука и пресыщенность подтолкнули меня к тем неведомым, непредназначенным для людей глубинам, ассоциирующихся у многих с упадком, нет, у меня были для этого настоящие, весомые причины, о которых теперь, когда меня не связывает обет молчания, я волен рассказать.
Больше всего на свете я любил жизнь - во всех ее проявлениях, пусть даже самых отвратительных; сам процесс существования в системе координат нашего мира: блуждания в пространствах под космическую музыку утекающего времени, которого мне всегда недоставало - все это создавало для меня определенный смысл. Но, естественно, будучи человеком образованным и всесторонне развитым, я не мог остановиться лишь на одной грани объекта моего обожания, и, с некоторых пор, я всерьез увлекся тем, что у обычного человека вызывает как минимум оторопь, порою доходя до приступов панического страха перед неведомым - смертью.
В то время я уже начал получать образование у художественного мастера. Мой наставник был уважаемым человеком, талантливым и очень строгим - консерватором, не принимающих никаких новшеств. Думаю, именно это сыграло значительную роль в том, что мою технику люди по-прежнему признают безупречной. А ведь нередко мне хотелось задушить бессердечного старика голыми руками - он пресекал все мои попытки самовыражения, запрещая изображать тот фантастический мир, что находился в моей голове, вынуждая рисовать окаянную натуру, однообразную и все более мне безразличную. Теперь я вспоминаю уроки со смехом, но раньше порою они становились подлинной пыткой. Но, несмотря на это, я лишь упорно совершенствовал свое мастерство среди глиняных слепков античных статуй, закатных пейзажей Аркхэма и его университета в ниспадающих лучах солнца, день за днем дисциплинировано исполняя указания моего надзирателя-живописца. Нескончаемое оттачивание собственных навыков поглотило меня настолько, что однажды, когда старый сухарь снизошел до сдержанной похвалы, я лишь благодарно кивнул, не отрываясь от нанесения крошечных бликов на хрустальном графине, являвшегося на тот момент центральной фигурой в той скучной композиции.
Позже, когда я понял, что могу идеально воссоздать на бумаге любой из окружающих меня предметов или людей, я совершил попытку сотворить на холсте один из образов, особенно беспокоящих меня последние несколько ночей - и потерпел сокрушительное поражение. Мое разочарование в себе и собственных способностях оказалось настолько глубоким, что на целых полгода я погрузился в бездну беспросветного отчаяния, лишившему меня покоя и сна. Невозможность создать что-то свое, умение лишь повторять однообразие окружающего мира лишило меня душевного равновесия, я оказался один на один с непобедимой, разъедающей разум апатией, столь же глубокой, как та пропасть, что отделяла меня от моих целей. И тогда верх взяла моя любовь к жизни - в поисках свежих ощущений, новых моделей и образов, в порыве безумия я вырвался из пропахшей растворителями мастерской, прочь от головокружительных ароматов краски и дерева. Я буквально окунулся в бушующую пучину безнравственных развлечений, то взлетая на зазвездные дали величия человеческого интеллекта, то опускаясь на самое дно моих низменных желаний и страстей. В поисках новизны жизни я испробовал все, благо, деньги у меня водились - отец оставил мне солидное состояние, а матери моей я вовсе не помню - говорили, она умерла при родах, но в глубинах памяти мне чудится какой-то темный силуэт, что интересно - напротив еще более темного окна - живая, разумная чернота, одухотворенный мрак. Мой упаднический настрой толкнул меня в изнеженные объятья декадентского кружка: именно там меня швырнуло из крайности в крайность, точно утлую лодчонку на бездушный риф - я всерьез увлекся смертью, этим неотъемлемым, и, пожалуй, самым веским доказательством жизни.
Я стал регулярным завсегдатаем кладбищ - сперва в компании, но вскоре прогулки мои стали происходить в одиночестве - товарищей смущали дали, в которые я забирался, влекомый опийными снами и то тщание, в которым я использовал малейшую возможность проникнуть в каждый склеп. Примерно тогда я перешел к употреблению сырого мяса, и как художник сумел превратить эту процедуру в эстетическое прославление жизни, чем вызвал восторг своих приятелей.
Разумеется, такое беззаботное существование не могло продолжаться вечно, и вскоре я снова начал испытывать желание приняться за работу, вернуться в свою порядком запылившуюся мастерскую, стянув вязкую паутину с сотен тысяч разношерстных кистей. Однако центральной причиной, по которой я вернулся к своему прежнему образу жизни художника, стало даже не стремительное таяние отцовского состояния, вызванное моей беспорядочной растратой, а мое неотвратимо ухудшающееся самочувствие. Бессонные ночи, проведенные в темных, душных от сладкого опийного дурмана, подвалах, экстравагантные развлечения, нерегулярное питание и избыток вредной пищи нанесли моему здоровью непоправимый урон - я таял, точно свеча, и вес мой, при довольно высоком росте был непозволительно мал, что, конечно же, сказалось на моей внешности. Ко всему добавился кашель, неизменно терзающий меня по утрам и вечерам. Жаркими летними ночами меня добивали приступы необычной лихорадки - я метался в диком сочетании кошмарного бреда, утопая в собственном зловонном поту, который нередко пропитывал перины насквозь.
Довольно долго мне удавалось игнорировать мой странный недуг - я не на шутку увлекся книгами, коих в отцовской библиотеке, во всяком случае, в той части, которая не слишком пострадала от наших необузданных пиршеств, было великое множество. С некоторым удивлением я обнаружил отдельные экземпляры крайне солидного возраста - целые тома, посвященные оккультным наукам и работы известных мистиков. Мне никогда не приходило в голову, что отец - бизнесмен, как говорится, до самого костного мозга, мог изучать подобные сверхъестественные вещи. Поскольку я немного разбирался в этих вещах, благодаря моему активному общению в среде декадентов, мой ужас и восторг при виде "Неименуемых Культов" фон Юнтца трудно было себе вообразить. Моя жизнь расслоилась, точно некая фантастическая смесь в реторте безумного алхимика. Я все еще продолжал посещать собрания, правда, уже не так часто, как прежде, но большую часть времени уделял рисованию и книгам. Постоянно раздражающие мои легкие ядовитые запахи мастерской и пыльно-грибковые - библиотеки, казалось, немного усугубили состояние моего здоровья, но именно в то время, как мне кажется, я был охвачен необыкновенным творческим подъемом. Прогулки на свежем воздухе мне заменило времяпрепровождение на кладбищах.
Теперь же я перейду к той части повествования, где здравый смысл остается на пороге человеческого мира, оставляя место наиневероятнейшим теориям и догадкам. К тому, что разум не может постичь, и ни одна наука не способна дать внятных объяснений - лишь химия и квантовая физика могут создать неуловимые очертания понимания сути подобных вещей.
После очередного приступа лихорадки, я отправился к ставшему родным кладбищу неподалеку от моего дома; его, наполненный кислородом и запахами свежей земли, воздух казался мне куда более пригодным для дыхания, нежели моя собственная душная спальня. Кладбище встретило меня дружелюбно, и я с удовольствием отметил, что никто не обнаружил моего тайника - несколько прогулок назад я спрятал небольшой, но очень удобный ломик в трещине одного из допотопных надгробий, что стоит на втором повороте участка номер сорок три. Я направлялся к склепу, который давно собирался вскрыть, но все откладывал по причине физического истощения. Однако мое внимание привлекли странные звуки, что юго-западный ветер донес до моего чуткого слуха, в последнее время обострившегося из-за долгих часов, проведенных в тишине. В первый момент я оказался охвачен неподдельным страхом, решив, что это бандиты или какие-нибудь вандалы или, что еще хуже - преступники и моментально спрятался за массивным увитым плющом распятьем. Меня окутала ночь и непроницаемая чернота; где-то вдалеке раздавался размеренный перезвон цикад, четкий и ритмичный, точно механизм каких-то необычных часов, ведущих отсчет не по земным меркам. В одиночестве я прижимался к щекотавшим меня листьям, судорожно прислушиваясь к тревожным звукам. Звуки, тем временем, становились громче, и вызывали все большее мое недоумение пополам со страхом: то был скрежет чего-то острого по камню, хруст веток и шелест высохшей травы. А затем я начал различать голоса, но, как ни странно, никак не мог определить язык той странной беседы. Он казался знакомым, но в то же время совершенно чужим - в нем преобладали рычащие и сипящие звуки, сопровождающиеся гортанным лопотаньем. Некоторое время я весь обратился вслух, пока мои беспочвенные попытки разобрать отдельные слова не привели меня к ужасающему выводу - это не могло быть человеческой речью! Не могу сказать, что неизвестность пугала меня - скорее вызывала жесткое непринятие, чувство инородности, вроде соринки в глазу - неприятное ощущение, от которого следовало избавиться как можно скорее, и, не слишком раздумывая, с подгибающимися от внезапной слабости коленями я направился к источнику неясных звуков.
Сцена, невольным свидетелем которой я стал, могла, без всяких сомнений, повергнуть в шок простого гражданина, не видящего дальше собственного носа, живущего в собственном мирке из предубеждений и суеверий. В своих чувствах могу признаться без ложной скромности, как человек, долгие месяцы посвятивший себя оккультным наукам и запредельным чудесам, манящим своей недостижимостью и ощущениям причастности к тайне, которые они давали, я был готов к открывшейся мне картине, хотя и не сумел сдержать взволнованного крика. Существа, ведущие оживленную беседу на приподнятых тонах и каменных надгробьях лишь отдаленно напоминали людей, но мне не составило особого труда догадаться об их природе - я уже видел эти собакоподобные морды и неровные ряды острых, как бритва клыков, длинные когти - приспособленные для раскапывания могил - грозили мне со страниц средневековых бестиариев, а описания горящих угольков глаз, имеющих сходство с блуждающими огнями в смертоносных болотных топях, уже встречались на страницах тех богомерзких книг, что я желал бы навсегда собрать в одну зловонную кучу, облить керосином и сжечь!
Естественно, я был глупцом - юным и неосторожным, бесстрашным и отчаянным в пресыщенности собственной тоскою и повел себя неосторожно. Мой голос выдал меня - и сидящие на надгробьях твари обнаружили меня, ибо слух их безупречен настолько, что они способны расслышать, как копошится могильный червь, ввинчиваясь в мертвую глазницу на глубине двух метров, ибо те твари были самыми настоящими упырями! В тот момент я стоял, ни жив, ни мертв - на границе между тем и другим - на волоске от гибели, в шаге от собственного спасения. Твари пристально разглядывали меня - а я не питал надежд, зная, что в следующую секунду буду растерзан, разорван на куски и сожран без остатка. Но ничего не происходило - трое чудовищ не сводили с меня взглядов - немигающих и равнодушных, спокойных и неожиданно мудрых - в них светился разум и интеллект. А затем дал о себе знать мой человеческий инстинкт самосохранения - и я бросился бежать, не различая дороги, разорвав свой костюм о шипастые ограды и кусты шиповника. Рассвет застал меня в собственной спальне - грязного и совершенно разбитого, точно ночь вытянула из меня остаток физических и мыслительных сил.
Теперь я искал причину, по которой твари не тронули меня, позволив сбежать, едва не тронувшись рассудком. Попутно я вернулся к искусству - встреча с доселе невиданным, существовавшим лишь в моем воображении, дала мощный толчок моему творчеству. Никогда прежде я не проводил столько времени за чтением - с трудом заставляя себя есть, лишь когда головокружение и слабость становились поистине невыносимыми. Никогда прежде в моих картинах не было столько души. Они были воистину бездарны: преимущественно я уничтожал их вскоре после того, как высыхал последний слой краски - ведь у меня не было ни модели, ни самой захудалой фотографической карточки. Во мне неотвратимо, точно гнойный нарыв зрело желание вернуться на кладбище.
И в ночь, когда слабость и непрекращающийся болезненный кашель покинули меня, любопытство и желание мое превысили осторожность, позволив мне покинуть дом и, минуя старые кварталы, приблизиться к кладбищу. Я не взял с собой камеры, поскольку не был уверен, что мне хватит смелости и нахальства сделать хоть один снимок.
Ночь прошла в поисках. Без устали я обыскивал каждый склеп, прислушивался к каждому звуку, но все это не приносило результатов. На рассвете я почувствовал себя необыкновенно скверно, и едва вернувшись домой и сняв перепачканные кладбищенской землей туфли я вызвал своего домашнего врача.
Здесь начинается заключительная часть моего повествования, изложенного местами излишне лаконично, а местами - чересчур витиевато, но, полагаю, в моем случае это простительно, поскольку мои истории всегда изложены на поверхности более жесткой, нежели ненадежная материя воздуха, который так непросто обозначить с помощью красок. Как оказалось, к доктору я обратился вовремя, и в то же время непростительно поздно. Разумеется, как семейный лекарь он был обязан следить за моим здоровьем и проводить консультации, но имея в виду мое наплевательское отношение и регулярные отказы от его визитов, я не могу винить этого человека. В любом случае, я так и не дождался его прихода - сознание покинуло меня, едва я опустил трубку на телефонный рычаг.
Когда забытье покинуло мой разум, я обнаружил, что нахожусь в постели, у изголовья которой стоял мой лечащий врач, чье изборожденное морщинами лицо скрывала марлевая повязка.
У меня обнаружили чахотку на заключительной стадии - анализы лишь подтвердили страшный диагноз: сплюнутая мною мокрота тут же уходила под воду, а не оставалась на поверхности, и значило это, что спасти меня сможет только чудо. Мне был прописан строгий постельный режим - который я, разумеется, нарушал, как только ко мне ненадолго возвращались силы.
В то время я узнал - из тех же проклятых, сочащихся гноем и испревших болезненными выделениями книг - что изредка упыри похищают человеческих младенцев, оставляя людям своих щенков, которые, вырастая, вовсе не отличаются от представителей прямоходящего племени. Это могло стать причиной того, что твари не набросились на меня на кладбище, и я настойчиво гнал от себя мысль, что они лишь побрезговали моей плотью из-за болезни.
Нет, я не был подкидышем, но, несомненно, им был кто-то из моих предков - так кричала память моей обезумевшей от болезни крови, а это значило, что у меня шанс избежать ужасной участи быть уничтоженным чахоткой, неотвратимо разлагавшей мое тело заживо!
После нескольких мучительных недель усиленной терапии я, наконец, был вознагражден. Отвернувшаяся от меня Фортуна наградила меня с неописуемой щедростью, вернув мне бодрость духа и надежду на будущее.
В библиотеке моего отца я отвратительного по виду книгу - она была в состоянии весьма прискорбном: один запах ее вызывал ассоциации с мертвым животным, а страницы иссохлись настолько, что их покрыла тонкая сеть трещин, напоминающая сеть кровеносных сосудов. Поборов отвращение, я обнаружил, что являюсь обладателем Аль-Азиф, написанного безумным арабом Альхазредом много веков назад. Название книги, равно, как и имя его автора ни о чем мне не сказало, к счастью, ведь знай я, что за сокровище попало мне в руки, я сжег бы ее до тла. Информация, содержащаяся на липнущих ко мне и друг другу страницах, оказалась не просто небесполезной она была бесценной!
Той же ночью, почувствовав необыкновенный прилив сил я, небрежно сунув Аль Азиф за пазуху, отправился на кладбище. К тому моменту я уже осознал, что обратной дороги для меня нет.
Спустя две недели врач объявил, что состояние мое стремительно улучшается, а цвет моего лица перестал, наконец, быть землистым, как у несвежего усопшего. Бедняга, похоже, всерьез решил, что его молочно-витаминная диета пошла мне на пользу и очень собой гордился. Я проявил первые фотографии - они были прекрасны, равно как и создания, изображенные на них, так что я с жаром принялся за работу.
Шло время - состояние мое улучшалось, и врачи уже были готовы признать факт чудесного исцеления. Конечно, это не было правдой, хотя чувствовал я себя неплохо. Отныне мою жизнь поддерживало несколько интересных формул из Аль Азифа. Рецепты из допотопной книги оказались необычайно действенными, хотя и имели определенные недостатки. Впрочем, несмотря на многочисленные заметки в газетах о участившихся случаях вампиризма и громких расследованиях этого дела, полиция так и не поймала меня. Но это был лишь первый этап - мне требовалось окрепнуть и набраться сил для совершения того, что в Аль Азиф именовалось "переходом". Я планировал в кратчайшие сроки совершить трансформацию - пока приготовляемые мной зелья и человеческая кровь оказывали влияние.
Конечно, были досадные моменты. Например, картины мои совершенно перестали пользоваться успехом, но зато, в кои то веки они полностью соответствовали моим желаниям и вкусу. Первое время на них еще находились покупатели, но затем исчезли и они - вместе с значительной частью моих тогдашних приятелей - часть из них распугали просочившиеся сплетни о моей болезни, несмотря на то, что я всячески препятствовал их распространению, а часть - по причине существенных расхождений во мнениях. Кажется, мое восприятие начало меняться уже тогда, и я не мог спокойно лицезреть этот оплот ханжества и человеческой глупости. Несмотря на запреты врачей, которых я безуспешно пытался отвадить от своего дома, я вернулся к поеданию сырого мяса. Навязчивые визиты прекратились лишь со смертью моего лечащего врача - согласно слухам, его загрызли дикие псы на пустыре неподалеку от кладбища, проходя мимо которого доктор возвращался домой.
Основная моя работа началась позже - когда я оказался, по словам моих новых друзей полностью готов к переходу, который они называли "возвращением". Все-таки, я был прав - в нашу первую встречу, они не стали есть меня именно по причине своего фантастического чутья, а не из-за моей чахотки, хотя ее наличие в организме, насколько я теперь знаю, действительно немало портит вкус мяса. В Аль-Азифе был подобно расписаны все необходимые действия - святотатственные обряды и богохульства для своеобразной активации процесса. Я приступил к ним с величайшим тщанием и осторожностью, ибо любая, даже незначительная ошибка подвергала мое тело, жизнь в котором едва теплилась благодаря заветным формулам и свежей крови, дополнительному риску.
Трансформация моя была отчасти мучительной и изобиловала многими неприятными моментами: так, проснувшись поутру - тогда я еще не перешел на ночной образ жизни, я ощутил неприятное жжение в глазу - словно бы туда попал какой-то сор. Добравшись до зеркала, я оттянул нижнее веко и, разумеется, обнаружил там причину своего неудобства - ресницу, воткнувшуюся в нежные ткани. Осторожно я подцепил волосок пальцами и потянул его на себя. К моему удивлению, он остался на прежнем месте. Тогда я предпринял повторную попытку - и медленно он начал поддаваться моим усилиям. Волос казался длиннее, чем я ожидал, и имел посередине что-то вроде сгиба - точь-в-точь, как на травинке, с небольшим утолщением. Терпение мое лопнуло, а жжение усилилось, так что, не сдержавшись, я резко потянул за мучивший меня странный объект. К моему ужасу, что-то двинулось под моим глазом, и в ту же секунду на моих пальцах оказался омерзительный толстый паук! У меня нет слов, чтобы передать мое отвращение. Мразь оказалась уничтожена моей домашней туфлей. Глаз, видимо, оказался поврежден, потому что немного опух и покраснел. На следующий день краснота перекинулась на второй, а позже, цвет дошел до какого-то буровато-желтого оттенка. Я обходился примочками с отварами из трав, не понимая, что происходит - глаза болели, а свет вызывал нестерпимую резь до тех пор, пока в один день я снова не очутился у зеркала, решив тщательнее исследовать течение инфекции. Увиденное мною в зеркале вызвало искреннее изумление - круглые точки зрачков вытянулись наподобие того, как они устроены у кошачьих! С тех пор я постоянно носил темные очки - даже в пасмурную погоду.
После этого изменения пошли стремительными рывками, и я снова принялся за картины - они помогали мне отвлечься от болезненных ощущений и перепадов восприятия, терзающих мою нервную систему днем и ночью. Я знал, что конец близок, но последняя стадия все же стала для меня тяжелым испытанием. Не уверен, справился бы я, если бы не поддержка моих новых друзей. Они, в отличие от тех, бывших, оказались настоящими. Впервые в жизни я чувствовал себя полноправным членом общества.
Последние страницы моих воспоминаний практически пусты - те адски долгие трое суток казались мне божьей карой - чудилось, будто во мне не осталось ни единой кости, которая не была бы обращена в прах и ни единой разрубленной мышцы.
К тому моменту боль стала нестерпимой - как будто бы каждый мой нерв садистически-медленно наматывали на раскаленный вал. Я умирал, я рождался заново - одной только мысли об этом хватило бы, чтобы впасть в экстатический восторг - если бы не адские муки. Кажется, я прижал омерзительный том к щеке: мне казалось, его прохлада хоть немного отвлечет меня от боли, потому что чуть позже, словно со стороны, увидел рассыпавшиеся страницы с одной строчкой, особенно четко врезавшейся в память. Вот эта строчка «Не мёртво то, что в вечности живёт, со смертью времени и смерть умрёт», и до сих пор она порой звучит где-то в глубинах моего разума.
Первые шаги оказались самыми трудными – в три часа после полуночи, когда мои напольные часы окончили свой бой, я, с трудом сопротивляясь своим новым инстинктам, незримой тенью покинул отчий дом, чтобы воссоединиться с моей новой семьей.
Вот так, милый Картер, я и оказался в сновидческом мире, и, повторюсь снова, я необычайно рад видеть тебя в добром здравии.

@темы: Креатив, Литература

---

Музыка Эриха Занна.

[sleeping place]

Короткий мультфильм с ржачной концовкой, стремящейся к невыразимому ужасу.
Только мне казалось, в оригинале Занн играл на скрипке или виоле?

@темы: Кино, Литература, Музыка

---

Биография Лавкрафта

[sleeping place]

Биография Лавкрафта Джоши С. Т. перевод: Фазилова М. В (  lexxnet )

zhurnal.lib.ru/f/fazilowa_m_w/

Помимо биографии там куча всего интересного, например, автобиография ГФЛ.

@темы: Литература, Ссылки, Статьи

---

Where on Earth is Randolph Carter?!

[sleeping place]

Биография Рэндольфа Картера
by  Томас

Мы не знаем, где находится Рэндольф Картер и в каких неописуемых далях он пребывает - о всем этом мы способны лишь строить туманные фантастические предположения, поскольку у нас нет информации о его состоянии или внешнем виде, о его физической либо энергетической форме или тем более возрасте, а также мы не имеем источников, что позволяли бы нам определить координаты реальности в которой он мог очутиться, и лишь обрывочные сведения дают нам возможность восстановить приблизительную картину его необыкновенного бытия.
Рэндольф Картер, как и его далекие предки, был сновидцем - эта удивительнейшая и редчайшая способность, безусловно, пришла в его кровь по материнской линии. Ничего не известно о его отце, и мы имеем лишь упоминания о детстве Картера, проведенного в загородной усадьбе, изредка называемой то поместьем, то особняком Картеров, расположенной неподалеку от Аркхэма, усадьбе, где жили его мать, дед и прадед. Мы находим осторожные упоминания о его древних предках - о крестоносце с горящими глазами, что попал в плен к сарацинам и первом Рэндольфе Картере, который жил в эпоху королевы Елизаветы и увлекался магией; и об Эдмунде Картере, в 1692 году чудом избежавшего виселицы в Салеме в пору охоты на ведьм, бежавшего в Аркхем, затерявшийся между высокими холмами. Он спрятал в старинной шкатулке большой серебряный ключ, доставшийся ему по наследству. К слову, серебряный ключ, безусловно, представляющий необыкновенный интерес для многих из нас, был изготовлен на земле, в Гиперборее, и способен изменять угол наклона плана человеческого сознания. Он довольно крупных размеров и покрыт арабесками и узорами, совпадающими с одной главой гробовдохновенного "Некрономикона" безумного араба Абдулы Аль-Хазреда и написанного на языке одной с ним культурной традиции. Исходя из его описаний, можно предположить, что серебряный ключ скорее является функциональным приспособлением с подвижными элементами, которому придали известную людям форму. Однако подчинить все могущество серебряного ключа возможно лишь при наличии особого пергаментного свитка. Несколько слов о природе и особенностях этого бесценного артефакта: его символы способны многократно увеличить силу ключа, и позволить менять не только угол наклона плана человеческого сознания, но и планетарный угол, с помощью которого можно свободно путешествовать во времени, не меняя своей телесной оболочки. Также в свитке разъясняется, что должен делать очутившийся в иных мирах для возвращения на землю. У свитка есть аналогии, скорее всего, различные по содержанию, но идентичные по силе могущества - у Харли Уоррена (мистика из Южной Каролины, посвятивший себя изучению языка наакаль) был очень похожий свиток, но изготовленный из папируса, и, перечитывая его, он каждый раз вздрагивал от ужаса. Еще один аналогичный свиток находился в бостонском музее Кэбот, что располагается в квартале Бичер Хилл. В 1819 году там был оборудован зал мумий, а 1879 туда поступила необычайная мумия из циклопического склепа, что был на призрачном острове. Свиток был вместе с мумией, и представлял собой голубоватую пленку (предполож. на свитке племени птагов- внутренней поверхностью кишок исчезнувшего вида ящериц якит), покрытую дочеловеческими иероглифами также имеющими отношения к текстам гробовдохновенного "Некрономикона". Этот свиток был создан на земле Му, для уничтожения адского наследия сыновей Юггота, Гатаноа и содержал заветную формулу против монстра. Автором свитка является Т'юог, Великий Жрец Шеб-Ниггурата, чья мумия отныне покоится в бостонском музее.
Мы еще вернемся к серебряному ключу и таинственному свитку, поскольку именно они являются ключевыми моментами в жизни Рэндольфа Картера - за тысячи лет до его появления на свет, в начале его жизненного и пути и по завершению его человеческого существования.

Рэндольф Картер издал свой первый крик под сенью земного неба в 1874 году, не в октябре, ноябре или декабре. Скорее всего это был конец августа или начало сентября. Как упоминалось раннее, дом его предков находился неподалеку от Аркхэма, но, поскольку он многие годы провел в Бостоне, мы не можем точно определить место его рождения, если на то там не укажут достоверные источники.
В октябре 1883, когда ему шел десятый год, произошло то знаменательное событие, что оставило отпечаток на всю дальнейшую жизнь Картера. По привычке убежав в лес, он забрел в пещеру, именуемую местными "Змеиное Логово", и несшую на себе ворох страшных преданий, и провел там целый день, вернувшись молчаливым и странным. Пещера находилась неподалеку от поместья Картеров и не было смельчака, что рискнул бы податься туда, куда в мальчишеской безрассудности или бесстрашии ринулся Рэндольф Картер, хотя его, возможно, влекли туда совершенно иные причины. С того знаменательного дня Картер начал меняться, - это отметил в тот же вечер его старший на 10 лет кузен Эрнст К. Эспинуолл. Картер обрел дар предвидения, состоящий из путанных необъяснимых предчувствий, он глубоко ушел в себя и обрел странные фантастические сновидения - перед его внутренним взором возникали неописуемые образы, которыми, будучи невинным ребенком он стремился поделиться с окружающим его миром.
Следовательно, его детство прошло в поместье за чертой Аркхэма. Он покинул отчий дом в 1888 году, когда ему было 14 лет, и вернулся туда лишь спустя долгие годы, чтобы завершить свой жизненный путь как человека.
Дар предвидения не покидал Рэндольфа Картера на протяжении всей его жизни - ярчайшим примером может послужить один случай, когда ему было 23 года. В 1897 знакомый путешественник упомянул в своем рассказе французский город Беллуа-ан-Сантер, и молодой Картер испытал непередаваемый ужас. Годы спустя, он едва не нашел в этом городе свою смерть, к чему мы вернемся позже.
В 1900 году умер его старый слуга Бенджа - это важный момент, учитывая, что Картеру еще предстоит встреча с ним перед тем, как он сумел открыть врата серебряного ключа. В тот год ему исполнилось 26 лет.
Наши знания о его юности, к моему глубокому сожалению, весьма поверхностны, что оставляет широкий простор для догадок и домыслов, ведь именно в эти годы, скорее всего, Картер и совершил путешествие на вершину Неведомого Кадата, в поисках предзакатного города своих детских снов. В то время он проживал в своей бостонской квартире, и уже знал художника Ричарда Пикмана, который к тому моменту бесследно исчез из мира людей, связав свою дальнейшую судьбу с племенем богомерзких упырей, и позже встретился Картеру на его тернистом пути к вершине неведомого Кадата. Также в то время некий Куранес уже стал правителем в городе Селефаис, долине Оот-Наргай за Танарианскими горами в сновидческом мире. Куранес знал Рэндольфа Картера в мире людей - он тоже был сновидцем, и взалкав обрести мир снов пристрастился к наркотическим веществам, которые привели к его скоропостижной кончине. К слову, смерть его земной оболочки помогла ему переместиться в мир снов, а кроме того, Куранес был одним из тех, кто совершил путешествие в зазвездные бездны, но единственный вернулся оттуда с ясным рассудком. При жизни Куранес проживал в Тревор-тауэрс что находится в Англии и принадлежал к высшему свету.
Доподлинно неизвестно, что стало тому причиной, но со временем волшебные сновидения Рэндольфа Картера отдалялись от него и тускнели, а в 1904 году, когда ему исполнилось 30 он перестал видеть сны. После этой несомненной трагедии для опытного сновидца, его жизнь вновь предстает перед нами лишь в виде обрывков и идущих вскользь упоминаний. Чтобы компенсировать непоправимую утрату, Рэндольф Картер погрузился в религию, а когда его постигло разочарование - он переметнулся в лагерь атеистов и безбожников, но они привели его в куда большее расстройство. Он позволил реальности овладеть собой, что неестественно для сновидца, чей смысл существования сосредоточен в хрупкой структуре мира снов, отныне для него утраченного. Рэндольф Картер пустился в путешествия по континентам, впитывая впечатления, что в конце дня неизменно трансформировались в невзрачные серые видения, что могут свободно лицезреть по ночам обыкновенные люди.
Так прошло десять лет. В 1914 началась Первая Мировая Война, и Рэндольф Картер, пребывая в возрасте сорока лет был во Франции, вступив в Иностранный Легион. Там он подружился с ученым мистиком и востоковедом креолом Этьен-Лоран де Мариньи которого позже сделал своим душеприказчиком, и который после пропажи Картера проживал в его доме в Новом Орлеане. Следует заметить, что значительно позже, де Мариньи фигурировал в зловещей истории с мумией Т'юога, Великого Жреца Шеб-Ниггурата. Будучи известным мистиком из Нового Орлеана, он написал статью для "Эколт Ревью" в которой провел подробный анализ иероглифов с кошмарного голубого свитка. Это происходило после 5 апреля в 1931 года. Также к мумии и свитку проявлял интерес некий чернобородый индус в тюрбане и забавных нитяных перчатках.
Тем временем, шла война и в 1916 году Картер едва не погиб в ходе военных действий в французском городке Беллуа-ан-Сантер, когда ему шел 42 год. Как мы помнил, в теперь далекой юности он уже знал о этих событиях, пусть и смутно, в виде предчувствий, вынудивших его в ужасе содрогнуться при упоминании этого города его приятелем-путешественником.
После этого события восстановить хронологию весьма непросто - точно бы счастливое избежание гибели спутало карты судьбы, и последующие даты путаются, и даже имеющиеся у нас числа не вполне достоверны и противоречат друг другу. Этому можно найти множество объяснений - вмешательство высших, необъяснимых сил, что движут нашу вселенную, неточность информантов и ненадежность самой человеческой памяти - нашего единственного источника. Очень важно уяснить это, ведь наша память, единственное, что принадлежит нам и является нашим истинным сокровищем. Накопленный с годами опыт и знание - достояние человека, шанс для простого смертного обрести подобие вечной жизни. И поэтому таким необходимым является восстановление утраченной подлинной истории Рэндольфа Картера - для будущих потомков и заблудших душ, жаждущих обрести потаенные знание о нашем мире и иных мирах.
В 1919 году Этьен-Лоран де Мариньи, утверждал, что гостил в Южной Каролине у своего приятеля Харли Уоррена (что уже упоминался раннее и сыграл едва ли не ключевую роль в становлении Рэндольфа Картера). И, несмотря на то, что этот властный и волевый человек, холодного и циничного темперамента нередко подавлял, а порой даже и пугал Картера, нельзя оставить его за страницами этой невероятной истории. На то время был он известен в обществе как мистик из Южной Каролины, посвятивший себя изучению языка наакаль – предначального языка гималайских жрецов. Прежде, чем познакомиться с этим великим человеком, Картер, вернувшись с войны некоторое время продолжал писать романы, хотя и вскоре забросил эти попытки. Он стал собирать библиотеку и накупил множество странных, мистических книг. Он завязал переписку с не менее странными людьми отшельниками, визионерами и феноменальными эрудитами. Там ему сделались доступны тайные бездны человеческой души, древние легенды и события седой старины. Пристрастие к мистике отразилось и на его быте. Он окружил себя редкими вещами, обставил свой бостонский дом в соответствии с изменившимися вкусами и окрасил комнаты в разные цвета, позаботившись о нужном освещении, тепле и даже запахах. Это продолжалось до тех пор, пока он как-то не услышал о человеке с юга Америки, которому привезли из Индии и арабских стран старинные фолианты и глиняные таблицы. Прочитав их и узнав о богохульстве минувших тысячелетий, тот смертельно перепугался и никак не мог оправиться от потрясения. Слухи эти были правдивы лишь отчасти, да к тому же эта часть истории является наиболее недостоверной, поскольку, когда Рэндольф Картер отправился в Южную Каролину он не вернулся обратно в Бостон, а остался с Харли Уорреном на несколько лет (здесь данные тоже неточны - они прожили вместе пять или семь лет).
Итак, в ноябре 1919 года, когда Картеру было ни много ни мало - 45 лет, де Мариньи гостил в поместье Харли Уоррена. В то время ему прислали из Индии вещь, что позже стала причиной его исчезновения, и, предположительно, гибели - книга, с большой вероятностью бывшей гробовдохновенным творением безумного араба "Некрономиконом". Впрочем, подтвердить или опровергнуть этот факт нет никакой возможности, поскольку этот, несомненно, интересный экземпляр сгинул в неименуемой бездне вместе с Харли. Это случилось месяц спустя после его получения проклятой посылки, в декабре, когда в небе стояла ущербная луна.
Именно здесь находится самая неуклюжая нестыковка - они провели с Харли больше пяти лет, но в 1919 году мистика не стало, а всего за два года до этого Рэндольф Картер едва не погиб на войне во Франции, и даже если некая травма имела место быть и стала причиной его ухода на военную пенсию - образуется всего два года, что никак нас не устраивает.
В любом случае после тех кошмарных событий Картер покинул Южную Каролину и задержался в Бостоне, по-видимому, на несколько лет.
Затем, воспрянув духом и отбросив скорбные воспоминания , 48-летний Картер вновь появляется в Аркхэме, где все еще продолжает свои труды на литературном поприще. Однако, все же, случай с Харли Уорреном произвел на Рэндольфа Картера тяжелое впечатление, это отразилось, в первую очередь, на его творчестве. Так, сам Картер говорит о мнении одного из его аркхэмских приятелей (Джоэле Мэнтоне, директором Восточной средней школы, который родился и воспитывался в Бостоне, позже проживал в Аркхэме) о своем творчестве: "По его мнению, у меня была нездоровая склонность заканчивать свои рассказы описанием всяческих кошмарных видений и звуков, которые лишают моих персонажей не только мужества и дара речи, но и памяти, в результате чего они даже не могут поведать о случившемся другим." Этот разговор имел место быть, когда Картер внось вернулся в Аркхэм, где продолжил издаваться. Это было примерно в 1922 году (Картеру 48 лет), поскольку в в январском выпуске Уисперс за 1922 год был опубликован его рассказ "Чердачное окно", который и стал центром обсуждения этих достопочтенных людей на кладбище Аркхэма, у заброшенного дома.
В 1924, когда ему исполнилось 50, после двадцатилетнего перерыва он вновь стал обретать свои сны. Он полностью замкнулся в себе, погрузившись в воспоминания и ощущения, шаг за шагом продвигаясь к тому, чтобы вернуть себе былые способности.
Четыре года спустя, седьмого октября 1928 года он, взяв шкатулку, покрытую страшной резьбой, в которой находился свиток пергамента и серебряный ключ, обнаруженные им на чердаке обветшавшего поместья Картеров, и в которое он вернулся спустя сорок лет, сновидец Рэндольф Картер, бросив машину, отправился в лес, к пещере, именуемой Змеиным Логовом, куда он забирался, будучи еще 9-ти летним мальчишкой. Он исчез, а ливень смыл все следы, полиция обнаружила лишь потерянный платок и оставленную в машине шкатулку с пергаментным свитком, покрытым неведомыми знаками. Рэндольфу Картеру было 54 года, когда он, воспользовавшись серебряным ключом, покинул мир людей.
На этом его биографию можно счесть завершенной, но после событий, которые невозможно упомянуть в двух словах, Картер снова появился в Аркхэме, два года спустя, 10 октября 1930 года, в тот же осенний день в том самом месте он появился вновь, лишенный человеческого облика, но не утратившего своих стремлений. Два года он отчаянно пытался вернуть себе свое нормальное обличье, но в силу обстоятельств, в которых не последнюю роль сыграл так называемый человеческий фактор, Рэндольф Картер покинул нас окончательно, и более уже не появлялся на горизонте истории.
Он скрылся в глубокой нише, где тикали странные часы в форме гроба с исписанным непонятными иероглифами, циферблатом и четырьмя стрелками, двигавшимися не в такт с любыми исчислявшими время системами нашей планеты. Эти часы ему прислал йог, о котором прежде рассказывал несчастный Харли Уоррен. Он один из первых смертных сумел проникнуть в Йан-хо, на развалинах древнего Ленга, и вывезти из этого жуткого, призрачного города несколько диковин.

@темы: История, Книги, Литература, Статьи